Я должна принять это, позволить времени пройти, не искать объяснения в моем поведении и, главное, не винить себя. Я должна отпустить ее, дать ей приходить и уходить…

Элиза поцеловала меня и ушла, оставив меня с большим ватманом.

Я вышла из книжного магазина и развернула лист.

На нем была работа Элизы, подписанная «Моя мать в манере Вика Муниса».

Это был мой портрет, но портрет-коллаж, составленный из обрывков бумаги. Я узнала в этих клочках куски книжных обложек.

Не было сомнения, что Элиза использовала много каталогов разных издательств, чтобы выполнить этот портрет.

В ее поступке и в том, что она покинула меня здесь со своим таким красивым подарком, была стеснительность: она боялась проявить свои чувства и одновременно уклонилась от неудобного разговора, к которому не была готова.

Вик Мунис – имя художника, о котором я узнала из документального фильма «Свалка»; там рассказано, как этот человек (он еще и фотограф) работал вместе с сортировщиками в Бразилии на самой большой в мире свалке под открытым небом и в результате сделал великолепные снимки только благодаря тому, что использовал для них композиции из мусора, найденного там.

Когда я уезжала из Арля, у меня было легко на сердце: я убедилась, что наступит день, когда я снова смогу обнять дочь, не сдерживая свои слова и движения.

На следующее утро я снова пришла к Тарику. Перед этим я заглянула на рынок.

– Здравствуй, Тарик.

– Здравствуйте, Натали. Вы принесли цветы: я чувствую запах роз.

– Да, цветы и фрукты, чтобы вернуть веселье в твою палату.

– Спасибо, спасибо за все.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я не знаю, что со мной произошло. Со вчерашнего дня возвращаются воспоминания. Я вспоминаю тропу, по которой мы ехали. Мы должны были обеспечить безопасность дороги на Кандагар, чтобы конвой с гуманитарной помощью смог проехать в этот отрезанный от всего мира край. Обычно у нас есть миноискатель, он подает сигнал тревоги. Я до сих пор не понимаю, в чем дело. Мои два товарища погибли. У сержанта Буасьера остались двое детей.

Тарик заплакал.

– Может быть, ты расскажешь мне о себе и о Наиме…

– Это моя мать захотела, чтобы я уехал из Сербии. Мы жили в очень бедном краю. Мой отец работал на бокситовом руднике; после того, как он умер, мы жили у бабушки. Мы ели только то, что выращивали сами, а земля там не очень плодородная. Когда в нашей стране началась война, моя мать стала беспокоиться из-за того, что мы, мусульмане, жили в местности, где большинство людей христиане. И она подтолкнула меня к отъезду. Она, конечно, предчувствовала то, что случилось потом. Я уехал во Францию. Сначала работал на обрезке виноградных лоз, потом нанялся собирать фрукты. Каждый месяц я посылал матери немного денег. Однажды я узнал, что ополченцы подожгли наш дом и что мои мать и бабушка погибли в нем. В тот день я решил стать военным, чтобы от моего гнева была какая-то польза. Я не мог быть офицером. Я плохо умел читать и писать, потому что мы жили слишком далеко от школы. Единственные истории, которые мне рассказывали, были те, которые извлекала из своей памяти моя мать. Это традиционные истории, которые обычно рассказывают детям в Сербии. Первой книгой, которую я узнал, была книга Рика Басса.

– Так ты меня слышал? Я думала, ты тогда был без сознания.

– Да, я все слышал; но мне не удавалось откликнуться на ваш голос. Я даже согласен поехать в Монтану вместе с вами и Гийомом. Мы с ним теперь почти братья. Он мой «побратим по книгам», как бывают побратимы по крови.

– Ты прав. «Побратимы по книгам» – это хорошо сказано. Книги действительно протягивают, как нить, невидимую связь между теми, кто их прочитал. Гийом приедет сюда в ближайшие выходные и проведет здесь неделю на каникулах. Я обещаю, что приду к тебе вместе с ним. Я уверена, что он захочет, чтобы ты рассказал ему твою историю.

– Но я не Фризон-Рош!

– Ты не он, но ты Тарик. Это уже много.

Картину Элизы я повесила в своем кабинете.

Когда Натан вернулся, он сразу понял, откуда она взялась.

– Вот благодарность, которой ты так ждала!

– Дело не в простой благодарности. Я ожидала, что у меня с ней снова начнется двустороннее общение.

– Да, это было бы очень хорошо; но нужно еще пройти большой путь, чтобы мы могли быть свободны в словах и поступках в наших отношениях с Элизой.

Говорят, что даже растению нужна любовь для того, чтобы оно зацвело. Натан достаточно признан как профессионал среди равных себе. А я до того, как у меня появилась книжная лавка и, главное, появились мои клиенты, ждала взаимности от близких.

Мать маленьких детей приобретает их благодарность; но когда дети вырастают, она больше не должна жить ожиданием этой благодарности. Моя чрезмерная обида на поведение Элизы показывает, что равновесие моей жизни нарушено. А нарушилось оно из-за того, что я забывала о себе ради других. Мне нужно было снова научиться уважать себя, и я должна признать, что все отношения с людьми, возникшие благодаря книжной лавке, мне в этом очень помогли.

Сегодня я знаю, что ничего не должна никому, кроме себя.

Теперь я соединяю свободу с ответственностью.

Это рискованная ситуация, потому что мой доход напрямую зависит от продаж в книжной лавке. Положение учителя в материальном отношении гораздо надежней.

Но это не важно. Я всегда предпочитала звездное небо звездным ресторанам. В Юзесе я полностью удовлетворена.

Натан болен.

У него шумы в сердце.

Я уже давно замечаю, что он быстро устает, даже когда мы гуляем по пустоши, хотя она почти ровная.

Натан ведет как раз тот образ жизни, от которого у человека возникают проблемы с сердцем. Он любит есть и пить, не занимается никаким спортом и перестал курить, только когда мы переехали в Юзес, но иногда я спрашиваю себя, не продолжает ли он это делать тайком от меня, когда бывает в Париже. Кажется, кабинеты архитекторов – последние места, где увидеть человека курящего, несмотря на запрет, – обычное дело. Курение – часть их имиджа и этой среды. Каждая авральная ночь – повод для курения и выпивки. Как будто хороший проект нельзя закончить, не торопясь в последние дни под давлением срока!

Мне это никогда не нравилось, и я его никогда не понимала.